Во Франции вышел в прокат фильм Леоса Каракса «Это не я», премьера которого состоялась на Каннском кинофестивале в мае. Хотя уверенно назвать его фильмом не получается: картина идет сорок минут, специально для нее режиссер снял всего несколько сцен, а остальное смонтировал из других материалов. Режиссер намекает, что эта картина — его автопортрет, который, впрочем, тоже не совсем реален. Кинокритик Антон Долин попробовал описать это произведение искусства, которое не поддается анализу.
«Это не я», — уверяет зрителя фильм Леоса Каракса, где он сам сыграл главную роль. Продолжим вслед за Караксом: это и не фильм. Как минимум не фильм в привычном понимании.
Длится всего сорок минут — вроде не короткометражка, но и не полный метр. Задуман как сопровождение к экспозиции в центре Помпиду, но выставка сорвалась, а кино осталось. Получилось ли оно? Вопрос, на который невозможно ответить, ведь «Это не я» кишит неразрешимыми парадоксами.
Монтажный коллаж, но с несколькими специально отснятыми сценами и новыми для караксовской вселенной персонажами. Бессюжетный, но увлекательный. Увлекательный, но необъяснимый, каждый кадр впору расшифровывать со словарем. Полный нарциссизма, но и самоуничижения тоже. А впрочем, уклончивый, под стать названию. Драматически серьезный, оплакивающий дорогих режиссеру мертвых — Гийома Депардье, Катерину Голубеву, Жан-Люка Годара, Дэвида Боуи, оператора Жан-Ива Эскофье (его памяти посвящена вся картина), но вместе с тем издевательски-ерничающий. А главное, незаконченный: первый же титр гласит «work in progress». Так что это вообще? Эссе? Автопортрет? Поэма?
Леос Каракс и актер Дени Лаван в фильме «Это не я»
С годами Каракс стал ближе к эстетике сюрреализма, и его фильм уже заголовком отсылает к формуле Магритта — картине с изображением трубки и подписью «Это не трубка». Как известно, речь шла не только о шутке. Бельгийский художник настаивал на отделении изображения — в любом случае условного и абстрактного — от предмета: живопись, в отличие от трубки, невозможно набить табаком и выкурить. Есть доля философии и в формуле «Это не я». Без лишнего умничанья Каракс объясняет при помощи одного только монтажа, что режиссер не равен своей биографии, личности, портрету (его лицо на экране мы увидим лишь однажды и ненадолго, под густым гримом, зато рассмотрим отдельно руку, отдельно ногу). Он сделан из своего кинематографа, как лица с картин Арчимбольдо — из кореньев, цветов или книг. Об этом и кино.
Каракс состоит из персонажей и сюжетов своих фильмов. В большой степени из романтика Алекса (его в первых трех лентах режиссера играл бессменный Дени Лаван), в не меньшей — из демона, Господина Дерьмо (в исполнении того же Лавана). Из белой собачки и черного кота. Из комиксов про Тинтина, у которого был похожий песик. Из «Происхождения мира» Курбе. Из родинки Мэрилин, песен Нины Симон и Sparks, музыки Перголези и Шостаковича, образов Вертова и Хичкока, одноглазой луны Мельеса и прибывающего поезда Люмьеров, лошадей Мейбриджа и природы Пелешяна. Судеб Полански (Каракс поясняет: он тоже мужчина, тоже гетеросексуал, тоже еврей) и Годара — его голос, записанный с автоответчика, звучит за кадром, стиль его поздних новаторских фильмов то ли копируется, то ли цитируется, то ли пародируется — не понять.
Монументальность сложносоставного полотна и интенсивность информационного потока столь велики, что проще всего обойтись общими словами — обозвать «Это не я» поэтическим кино, которое собрано из разрозненных элементов по принципу свободных ассоциаций. Но как Караксу удается обойтись без банальностей и пафоса, а его фильму — оставаться интересным до конца? Его не подводит самоирония. В компании Господина Дерьмо он выгуливает собаку в парижском парке, а творчество… это автоматическое письмо во сне, случайный бред.
Но обманываться не стоит: режиссер прекрасно умеет анализировать собственный метод, несмотря на кокетство и шутливость. Камера Каролин Шампетье переключается на инфракрасный режим, путая привычные цвета, ловя тепло и не пугаясь темноты, — вот и лучшее описание стиля Каракса. «Я не снимаю субъективных планов, я снимаю дежавю», — объясняет монтажную пестроту голос автора за кадром. «Впрочем, один субъективный план снял», — и повторяет гипнотический портрет Жюльетт Бинош, своей музы и жены времен «Дурной крови». Каракс не столько снимает истории любви, сколько превращает материю кинематографа в воплощенную визуальными средствами любовь.
Тут не одна лишь лирика, есть и политика. Недаром фраза «Это не я» вызывает в памяти «Доктора Гарина» Владимира Сорокина, где ее бесконечно повторял клон российского президента. На экране возникает галерея диктаторов, которые в финальных титрах обозначены словом «мерзавцы»: там и Трамп, и Ассад, и много кто еще, а завершает ее Путин, на Красной площади призывающий толпу выкрикивать «Ура!». Титр с этим словом перечеркивает экран.
Начиная с хроники (неизвестно, подлинной ли), на которой запечатлен его отец, Каракс переходит к отцам символическим: Годару, Достоевскому и — внезапно — Гитлеру. А потом показывает идиллическую сценку. Молодая мама читает детям на ночь сказку о хорошем дяде Адольфе, отважно решившем при помощи ядовитого газа истребить всех плохих людей. Мальчик подходит к окну, за ним слышны взрывы. Склейка, и мы видим кадры бомбардировки Дрездена. Еще одна склейка — и вот уже разрушенные дома сегодня, прямо в Европе. Война идет, Каракс помнит об этом среди своих игр.
Что противопоставить окружающему мраку? Ярость одиночки. На экране возникает полузабытый герой — 26-летний нью-йоркский водопроводчик Исадор Гринбаум. В 1939 году он, еврей, вырвался на сцену заполненного Мэдисон-сквер-гарден во время нацистского митинга и вырвал кабель из микрофона, за что был жестоко избит. Следом к финальным кадрам караксовской ультраромантической «Полы Икс» монтируется документальная съемка, на которой активистки Femen проводят акцию в Париже с надписями «Fuck God» на своих телах. Одна из них, уточняет авторский титр, — «Оксана, украинка».
За Мирей Перье, Жюльетт Бинош, Катериной Голубевой, которых любил и снимал Каракс, его соавтором и музой стала дочь — Настя Голубева-Каракс (он снимал ее и в «Корпорации „Святые моторы“», и в «Аннетт»). В ткань фильма вплетены домашние съемки из архива режиссера, эмоциональная кульминация — Настя играет на фортепиано, буквально заряжая воздух электричеством, вплоть до молний и перекатов грома за окном. Эти кадры — в числе оригинальных, снятых специально для проекта, и самых запоминающихся. Среди них также прыжок таинственной ныряльщицы в бассейн и бесконечное кружение танцовщицы (литовская хореограф Лорета Юодкайте) в блестящем зеленом трико на парижском мосту. Чистая кинетика, магия кинематографического движения, перед которой бессильны любые интерпретаторы.
Последняя героиня «Это не я» — марионетка Аннетт, уже после финальных титров повторяющая знаменитый пробег Алекса из «Дурной крови» под «Modern Love» Боуи. Кукла будто освобождается от кукловодов и взлетает.
Интересно представить зрителя, который не смотрел Каракса — и впервые оказался на сеансе «Это не я». Что он подумает и почувствует, сможет ли высидеть до конца? Забитый зал на премьере в Каннах выл от счастья и устроил режиссеру долгие овации. Не было сомнений, этот показ — единственный, все сумасшедшие фанаты собрались в одном зале.
Но во Франции «Это не я» все же вышел в сравнительно широкий прокат — и я пересмотрел фильм на дневном сеансе в маленьком кинотеатре небольшого города. В зале набралось еще с десяток безумцев. Из этого трудно сделать какой-либо логический вывод. Но видеть довольные лица зрителей после того, как зажегся свет, было не менее удивительно, чем всматриваться в высшей степени странное зрелище, которое нам только что показали.
Предыдущая работа Каракса
Антон Долин